Многорукий Бог Далайна - Страница 145

145

– Теперь я буду ваном, потому что ты не смог! Ты не поймал илбэча! Я всю жизнь карабкался наверх, зубами цеплялся, чтобы вылезти из нойта, но едва я добивался хоть чего-то, как илбэч менял мир, и я снова оказывался в грязи. А ты сидел во дворце и ничего не делал! Да если бы у меня было столько власти и солдат, я поймал бы его в две недели! Если бы я просто хоть раз встретил его лицом к лицу, уж я бы узнал его!..

«Какая у него маленькая голова, – судорожно подумал ван, – даже новая корона будет ему велика…»

Жесткие пальцы на горле сжались, ван задергался, стараясь слабеющими руками освободить сдавленную шею, заперхал, перед глазами поплыл кровавый туман…

Два месяца Шооран проработал вместе с земледельцами. Они расчищали участки, сначала вручную, потом догадались выжигать кусты и сорную траву, а землю рыхлить костяными мотыгами. Бережно высаживали в подготовленную землю принесенные сверху корневища и через месяц получили первый урожай. Он был невелик, одно поле не могло прокормить всю прорву народа, но это был знак надежды, и вскоре берег реки был разбит на привычные, милые взгляду квадраты полей.

Бовэры тоже прижились в огороженных бассейнах, хотя речных водорослей им не хватало, и их приходилось подкармливать свежей травой и сеном. Толпы людей распугали в окрестностях дичь, так что охотники уходили в поисках добычи все дальше от поселений. Зато в лесу, прямо под открытым небом высыпала масса наыса. При виде знакомой пищи люди забыли осторожность, и многие поплатились жизнью за чрезмерную доверчивость. Зато уцелевшие научились отличать, какие грибы можно есть, а какие следует обходить стороной.

За эти два месяца сверху было спущено все, что можно сдвинуть с места. Даже молодые туйваны были выкопаны и пересажены на новую почву.

Жизнь налаживалась, и единственный человек, который не нашел себе места, был Шооран. Кажется, он состоял при деле, работал как и все, но каждый взгляд, любое слово окружающих давали ему понять, что он не такой. Шоорана боялись, а когда случались несчастья, как например, в случае с грибами, Шооран чувствовал сгущающуюся вокруг ненависть. В такие минуты лишь страх защищал его от недоброжелательства толпы. Была здесь какая-то глубокая, но закономерная несправедливость – все удачи в новом мире люди приписывали своей силе, уму, ловкости; в бедах – винили илбэча, вытолкавшего их сюда.

Дважды за это время о Шооране вспоминали власти. Один раз – почти сразу, когда еще не был засажен первый участок. Тогда Шоорана вызвали в ставку, напялили на него до нелепости пышный наряд и вместе с огромным посольством направили в обход бывшего далайна, на восток, где разведчики встретили еще одну колонию людей.

Когда обвалилась стена и потухли авары, многие бросились пытать счастья за очерченной границей. С обрыва спускались бунтовщики и цэрэги, выжившие сектанты-общинники и еще неведомо кто. Спускались в одиночку и группами, оставляя на стене веревки для подъема или навсегда отрезая себе путь назад. Часть этих людей выходила к поселкам, основанным Ээтгоном, и присоединялась к ним, принимая законы страны изгоев, многие гибли, не умея приспособиться. Кое-кто выживал, но не имея достаточно средств, вел существование мало отличное от жизни диких зверей. Всех этих людей нельзя было сбрасывать со счетов, но и серьезной проблемы они не представляли. А теперь выяснилось, что на дальнем, самом засушливом конце мира одонт Моэртал сумел сохранить государство и организовал исход уцелевших на иные земли.

Результаты переговоров Шоорана не волновали. В конце концов – земля теперь большая, как-нибудь ее поделят. Если Ээтгон считает, что присутствие в его стане илбэча может принести какие-то выгоды, то Шооран не станет возражать и будет послушно принимать важные позы. Больше от него не может требовать никто.

В свите Моэртала Шооран увидел несколько знакомых лиц. Особенно порадовала встреча с Турчином. Бывший сослуживец щеголял уже в достоинстве одонта, хотя, конечно, никакого управления Моэртал ему не доверял. Просто Турчин добросовестно служил, успешно командовал двойной дюжиной солдат, и Моэртал, не затрудняясь подысканием иных званий, вручил ему костяной тесак. Шоорана Турчин в очередной раз не узнал, смотрел на него с опасливым восхищением и приблизиться не решался.

Зато Моэртал сразу подошел к илбэчу и уважительно обратившись на «вы», но не изменяя привычной утвердительной манере, спросил:

– Мы уже встречались прежде. Ваше лицо мне знакомо.

– Я служил у благородного одонта цэрэгом, – напомнил Шооран, – а потом выпустил из тюрьмы сказителя Чаарлаха и дезертировал сам.

– Это я хорошо помню, – сказал Моэртал. – Значит, старый пройдоха все-таки знал, кто илбэч. Вот почему он вел себя так дерзко.

– Он ничего не знал, – возразил Шооран. – Он вел себя храбро, потому что был бесстрашен.

Этой короткой беседой и ограничилось участие Шоорана в государственных делах. Через день он отправился обратно, рыхлить приречный перегной.

Второй раз Шоорана потребовали для дальней экспедиции. Скороход, прибежавший на поле, задыхаясь, сообщил:

– Ээтгон зовет к себе. Охотники нашли алдан-тэсэг!

Отряд вел сам Ээтгон. За два месяца жизнь в колонии наладилась, и повелитель не боялся оставить подданных одних. Путь оказался неожиданно долгим, хотя алдан-тэсэг они увидели на восьмой день путешествия. Он огромным светлым куполом возвышался над лиловеющей линией горизонта. Казалось, до него можно дойти за несколько часов, от силы, за день, но проходили сутки за сутками, а исследователи никак не могли добраться к подножию.

145