Многорукий Бог Далайна - Страница 8

Шооран подхватил почти полную сумку с харвахом, пристроил сверху скатанного в трубу авхая и поспешил к дороге.

По верхушке поребрика, разделявшего два оройхона была проложена тропа. Шооран выбрал именно этот, более долгий, но зато безопасный путь – в центре мокрого оройхона, куда редко заглядывали караулы, его запросто могли ограбить. Не бог весь какая ценность – невыделанная шкура авхая, но Тэнгэр не думает о тех, кто не желает думать сам. И главное – лишние четверть часа пути оправдывались тем, что часть дороги проходила вдоль сухого оройхона.

Тропа круто, под прямым углом повернула, а вернее, ее пересекла другая тропа, на которую и свернул Шооран. Теперь слева тянулась земля воистину сказочная. Конечно, и там, как повсюду, поднимали свои вершины восемь суурь-тэсэгов, и там каменными горбами выпирали из земли тэсэги помельче, но нигде не было ни единой капли нойта, во всяком месте можно было сесть и даже лечь, не боясь испачкаться, обжечься, отравиться. На узкой, доступной людям полосе огненного оройхона тоже было сухо, но поблизости от аваров не росло ничего, а здесь землю покрывала нежная, ничуть не похожая на жесткий шуршащий хохиур трава. У этой травы были тонкие зеленые стебли, на верхушках которых качались гроздья не то ягод, не то семян – Шооран не знал, что это, но инстинктивно чувствовал, что гроздья съедобны, и судорожно сглатывал слюну, набегавшую от одного вида такого количества вольно растущей пищи.

В одном месте он увидел, как между тэсэгами течет ручей. Это была настоящая вода, которую покупала для него мама. Вода текла совершенно свободно и, кажется, никуда. В ручье, наполовину скрытые водой, лежали медлительные толстые звери. Они смотрели на Шоорана пустым благодушным взглядом и сосредоточено жевали плавающие в воде растения. Даже отсюда было видно, как беззащитны эти животные, и как вкусно их мясо. Но в то же время Шооран знал, что их защищает сила более могучая и опасная нежели самые ядовитые шипы и острые зубы. Здесь и там на делянках виднелись фигуры работающих, и если кто-то из них поднимал голову, то Шооран встречал опасливый и ненавидящий взгляд. Все вокруг кому-то принадлежало, и за одну горсть зерна хозяин, не задумываясь придушил бы похитителя. Четкие границы, лежащие в основе оройхонов, определили и границы между людьми. В мирное время лишь цэрэгам и высшей знати дозволялось свободно переходить с одного оройхона на другой, остальные годами сидели на своем крошечном пятачке, радуясь, что они здесь, а не на мокром, где в любую минуту из вздыбившегося далайна может явиться жаждущий крови Ёроол-Гуй. И ненависть к болотному отребью: грязному, вонючему и оборванному, покрытому язвами и болячками, но живущему на единую каплю свободнее, неугасимо пылала в их душах.

Всего этого Шооран не знал, он видел лишь, что всякий по левую сторону дорожки в сравнении с ним живет, словно восседает на алдан-тэсэге, и окрашенную восхищением уверенность, что так и должно быть, и люди там особые, еще не отравило сомнение. Но зато гордость в нем уже проснулась, и Шооран шел, повернув сверток так, чтобы на сухой стороне всем была видна голова авхая, изредка уныло двигавшая усами. Шооран поступал так почти безотчетно, и даже помыслить не мог, чем обернется его невинное тщеславие.

Возле раскидистого туйвана, развалившего узловатыми корнями небольшой тэсэг, Шоорана окликнули:

– Эгей, гнилоед, а ну ползи сюда!

Под деревом Шооран увидел нескольких мальчишек. В центре сидел тот, кто позвал его. Он был значительно старше Шоорана, но вряд ли сильнее – ухоженное лицо было по детски округлым и глуповатым. В руке он держал надкушенный плод, один из тех, что украшали крону царского дерева.

– Ползи сюда, когда тебе повелевает сияющий ван! – потребовал мальчишка.

Шооран не двинулся с места. Он впервые видел так близко детей сухого оройхона и теперь поражался их одежде – чистой и мягкой, розовым необожженным рукам и не по возрасту детскому занятию – дома в великого вана играли только пятилетки – один приказывал, другие повиновались, выполняя команды. А здесь сидело и стояло с десяток почти взрослых парней. Один из них резко взмахнул палкой и выбил из-под руки Шоорана скатанную шкуру. Шооран наклонился, чтобы поднять ее, но его ударили в спину, свалили и, заломив руки, подтащили к сидящему толстощекому мальчишке.

Игра приобрела неожиданно неприятную окраску.

– Славная добыча! – сказал толстощекий, разглядывая Шоорана. – Как ты посмел ослушаться, вонючка?

– Я работаю, мне некогда заниматься играми, – хмуро ответил Шооран.

– Вы слышали, что сказал этот пожиратель нойта?! – сидящий не скупился на оскорбления. – Он работает!.. Кто позволил тебе ступить грязной ногой на мою землю?

– Вы сами меня затащили, – защищался Шооран, но его не слушали.

Внимание толстощекого привлекла шкура, а вернее – голова авхая.

– Кутак, глянь, как они похожи! – обратился толстощекий к одному из приятелей. – Это он свою невесту распотрошил. А ну, поцелуйтесь! – приказал он.

Парни обидно захохотали. Шоорану под нос сунули слизистую морду авхая с белесыми точками снулых глаз. Шооран попытался отвернуться, но ему продолжали тыркать в лицо беззубой пастью.

– Смотрите, он не хочет! – закричал толстощекий. – Он бунтовщик! Бросить его в далайн!

Угроза казалась бессмысленной, до далайна была тройная дюжина шагов через мокрый оройхон, но когда Шоорана силой подняли на ноги, он заметил, что двое взрослых людей, возившихся неподалеку, отвернулись и спешно уходят, и понял, что хорошего ждать не приходится. Если его начнут окунать лицом в нойт… Шооран дернулся и сумел вырваться из зажавших его рук. Противники метнулись, отрезая Шоорану путь к отступлению, но Шооран не думал о бегстве. Эта банда просто так, играючи, нарушала все священные мальчишеские правила, и теперь Шоорану хотелось мстить. Он ринулся к толстощекому и, не раздумывая, влепил оглушительную затрещину. Потом повернулся к остальным врагам. Те на секунду замерли, разом выдернули из-за кушаков короткие толстые палки и двинулись вперед. По изменившимся лицам и замедлившимся движениям Шооран понял – пощады не будет. Убьют.