– Ижвините, – невпопад ответил калека, прижимая остатки рук к груди.
В следующее мгновение он ударил.
Шооран никак не ожидал удара, да еще с левой руки, в печень, и хотя успел отшатнуться, но клинок, возникший в руке изгоя, пробил жанч и, если бы не кольчуга, поранил бы Шоорана довольно ощутимо. Плетеная хитиновая рубаха, спружинив, отвела острие, и через две секунды изгой был обезоружен.
– Умен! Ты долго думал, пустая голова?
– Виноват, доввый шеловек. Фогойяшилша.
– Чего?.. – не понял Шооран.
– Гойяший шлишком. Виноват.
– Ладно. Так как тебя зовут? Только без ножа говори.
– Ылаго-фьэ-фодоф-ный-штау-ший-вуат… – было неясно, силится изгой что-то произнести или нарочно мучает звуки, издеваясь.
Шооран добыл из сумки пластырь.
– Залепи щеку и отвечай толком. А то шипишь, как пойманная тукка, ничего не разобрать.
– А жашем уажбиуать? – ощерился изгой. – Не видишь што ли, што я маканый? – от злости, или перестав паясничать, он заговорил почти разборчиво. – Ешть выемя – ташши меня куда надо, а нет – фуаваливай к роол-Гую!
– А ты не видишь, что я нездешний?! – взорвался Шооран. – Я о ваших делах ничего не знаю! – в следующее мгновение он сообразил, что здесь, на дальней окраине неоткуда взяться чужаку, и поспешил объясниться, впрочем, не меняя взбешенного тона: – Третью ночь ползаю по вашей стране, из конца в конец прошел – ничего не пойму!
Изгой просветленно хлюпнул носом, расправил смятый пластырь, вытер со щеки текущие слюни и водрузил пластырь на свищ.
– Так ты иж жемли штарейшин? – сказал он, лишь слегка пришепетывая. – Так бы и говорил шражу.
– То-то ты слушал, – укоризненно заметил Шооран.
Изгой разложил подстилку, устроился на ней поудобнее. Спросил:
– Тшево тебе рашкажывать-то?
– Сначала – вообще. Как вы тут живете?
– Живем хорошо. Любим друг друга до шмерти.
– Это я уже понял, – Шооран сунул палец через пробитую в жанче дыру, проверяя, цела ли кольчуга. – Правит у вас кто?
– Никто не правит. У наш равенштво. Вше люди братья, только одни штаршие да умные, а другие – дураки.
– Ну а принадлежит все – кому? Я с суурь-тэсэга смотрел, поля у вас огромные, одному такое не убрать.
– Обшее. Вше вмеште работают.
– Ясно, – сказал Шооран, вспомнив, что рассказывал Энжин о стране старейшин. – Ну а ест кто? Мяса-то всем не хватит.
– Вше понемношку едят. Не мяшо, конешно. Мяшо, туйван – это тшерэгам. А протшим оштаетша только для нажвания.
– У вас, что, очень много народу живет на оройхонах? – недоумевающе спросил Шооран. Рассматривая с высоты сухой оройхон, он не заметил слишком большого перенаселения.
– Много, штрашть школько.
– Больше тройной дюжины? – удивился Шооран.
– Не-е! Где такую прорву прокормить? Меньше.
– Ладно, – сказал окончательно запутавшийся Шооран. – Разберусь. А ты-то почему здесь? Ты бандит?
– Я – маканый, – странное слово звучало будто характеристика и вместе с тем как имя. – Бандитов у наш нет.
– Слушай, – сказал Шооран, переходя к главному для себя вопросу. – Я ищу одного человека, женщину. Около года назад она ушла в вашу страну. Подскажи, где она могла приткнуться, где ее искать?
– Мы чужих не любим, – изгой вздохнул, пластырь на щеке вздулся пузырем. – Молодая она?
– Молодая. И красивая.
– Тогда ее могли в какую-нибудь обшину принять, обшей женой.
– Это как? – насторожился Шооран.
– Я же говорю – у наш равенштво. Мушшины могут иметь много жен, а женшины ражве хуже? Они тоже могут. Ешли она шоглашитша вжать в мужья шражу вшех мушшин в обшине, то ее могут принять.
– Вообще, это называется не жена, а по-другому, – заметил Шооран. – Она не согласится. К тому же, она ребенка ждет… ждала тогда, сейчас уж родила давно.
– Ш ребенком нигде не вожмут. Ей тогда одна дорога – на алдан-тэшэг.
Шооран вспомнил удивительные представления братьев о загробной жизни и промолчал. Потом спросил:
– А если все-таки искать, то где?
– Где угодно. У наш швобода, – изгой отвернулся от Шоорана и занялся чавгой. Потом сказал, не оборачиваясь: – На ближних оройхонах таких нет. Я тут вшех жнаю.
– А как вы друг друга зовете? – спросил Шооран. – Чтобы мне не пугать всех подряд. Обычаи у вас какие?
Ответить изгой не успел. Из-за тэсэгов вышло с полдюжины вооруженных людей.
– Кто такие? – острия копий уперлись сидящим в грудь.
– Ах, доблешные тшерэги! – зашамкал изгой. – Што вам надо от двоих ушталых путников? Мы пришели отдохнуть…
– Ты молчи, недомаканый, – прервал старший. – С тобой все ясно. А вот это что за диво из далайна? – он повернулся к Шоорану. – Обыскать.
– Не советую! – Шооран схватился за гарпун.
Удар копья болезненным толчком отдался в груди, но кольчуга выручила, а в следующее мгновение Шооран был на ногах. Он мог бы проткнуть потерявшего равновесие воина, но еще надеялся закончить дело миром и не хотел убивать. Он лишь выбил копье, ударив тупым концом гарпуна по пальцам, и тут же отступил на шаг.
– Я на вас не нападал. Что вам от меня надо?..
Удар не позволил ему договорить. Кто-то из противников, оставшийся в укрытии и не замеченный им, подкрался сзади и ударил по затылку.
Шоорана скрутили, сорвали сумку и жанч. Увидав открывшуюся под жанчем кольчугу, командир довольно протянул:
– Зна-акомая штучка! Как же ты попал так далеко от своей границы?
Шооран угрюмо молчал. В затылке часто стучала боль.
– Женшину он ишшет, – угодливо сообщил изгой. – Про женшину он шпрашивал.