Многорукий Бог Далайна - Страница 149

149

Шооран быстро договорил свою речь, сам не зная, что это: запоздалая месть или ненужная мольба о прощении, еще раз поклонился, подошел к столу, зачерпнул из дощатой кадушки шипучего напитка, отломил румяную корочку пирога, поклонился третий раз и быстро ушел.

Сельчане перевели дух: илбэч, явившийся на праздник, пил и ел, а это добрый признак.

Последние годы Шооран жил на самой границе со степью. Его дом, уже не земляная нора, а срубленный из бревен балаган, стоял среди сглаженных временем скал сразу за которыми лес редел, открывая ковыльный простор. Шооран не часто выходил туда; в одиночку он не мог охотиться на степных копытных зверей, а больше делать в степи было нечего. Главное же, там было невозможно скрыться от вида маячащего над горизонтом алдан-тэсэга.

Белая гора неудержимо притягивала его и вместе с тем раздражала. Как и сам илбэч, она была не такая, для нее не было здесь места, но все же она поднималась гордая и безразличная, видимая отовсюду. Шооран ненавидел это монументальное напоминание о прошлом и все же, словно случайно откочевывал все ближе к алдан-тэсэгу. На третий год своего отшельничества он даже устроил еще одну экспедицию к нему, на этот раз в одиночку. За четыре дня он обошел гору кругом, приблизительно оценив ее размеры. Первое впечатление не обмануло, стена действительно огораживала площадь равную далайну. Но если это так, то кому понадобился этот чудовищный гнойный волдырь? Неужели все-таки Тэнгэру?

Вернувшись из лесного поселка Шооран несколько дней прожил ничего не делая, если, конечно, можно назвать ничегонеделанием судорожные метания очумевшего от одиночества человека. Казалось бы за дюжину лет он свыкся с отшельничеством – ан нет. Нестерпимо хотелось людей, хотелось быть нужным.

Молва приписывала ему бесконечные годы, его путали с безумным илбэчем и даже Ваном, хотя его жизнь прошла на виду, и многие дюжины людей знали его. Для всего мира он был колдуном и чудовищем. Он потерял даже имя, в тех случаях, когда не было возможности уйти, люди называли его Илбэч.

А он – обычный человек. Он давно истратил свои чудесные способности и хочет просто жить. Ведь он еще не стар – три дюжины – не такой уж большой возраст. Душа и тело бунтуют против пустыннической жизни, и приходится изнурять их сверх меры, выдумывая изощренные труды и занятия только для того, чтобы не сойти с ума.

Но на этот раз никакая привычная работа не могла отвлечь его. Пополнять заложенные на зиму запасы казалось бессмысленным, зажатый в древесном расщепе нож, который предстояло отполировать, вызывал чувство отвращения. На счет своего состояния Шооран не обманывался. Он слишком долго ждал вчерашнего дня, готовился, на разные лады представляя, что он скажет, и что произойдет потом. А произошло единственное, что могло случиться – люди испугались. Все, даже Яавдай. И теперь обманутые ожидания сжигают грудь.

Шооран быстро собрался, взял пару острог. Рыба Шоорану была не нужна, за лето он насушил и наквасил ее достаточно много. К тому же, не так сложно достать рыбу зимой из-подо льда. И все же Шооран решил пройти вниз по реке и постараться выловить одну из огромных рыб, что встречались там. Шооран не очень представлял, как взять великанскую рыбину в одиночку, и надеялся, что эта задача отвлечет его от тягостных мыслей.

А в деревнях до сих пор никто рыбы не ест, даже во время весенних голодовок. Считают ее смертельной, и то, что илбэч пожирает рыбу и остается жив, еще больше убеждает людей в его сверхъестественной сущности. Теперь никто не осмеливается не то что поднять на него руку, но и сказать в глаза хоть одно противное слово. Иное дело – за спиной. Можно представить, что говорят там.

Как это случилось, Шооран до сих пор не мог понять. Просто, когда после первой самой страшной зимы он вышел в изрядно обезлюдевшие поселки, то увидел в глазах уцелевших ненависть, смешанную с животным ужасом. С тех пор, хотя зимы стали привычны и не страшны людям, человеческое отношение к илбэчу не вернулось. Может быть, это произошло просто потому, что Ёроол-Гуй умер, а людям надо кого-то бояться.

К вечеру Шооран понял, что идет не к реке. Ноги сами выводили его к белым стенам алдан-тэсэга. Шооран не понимал, зачем он туда идет, но послушный внутреннему зову шагал все целеустремленней и быстрее, словно боялся опоздать на свидание. И лишь когда стены, скрывающие чужой далайн, нависли над ним, Шооран ощутил усталость и покорное разочарование. Зачем бежал? Кому это было нужно?

Шооран прислонился лбом к леденящей поверхности. Закрыл глаза. Ему казалось, он слышит плеск влаги. Или это загустевшая от напряжения кровь стучит в висках?

Шооран открыл глаза, прислушался. Стук не исчез, он раздавался на самом деле, но шел, конечно, не сквозь стену, а откуда-то со стороны. Странный звук, не похожий на привычные природные шумы. Так упорно и размеренно может действовать только разум.

Шооран двинулся на звук.

Человек стоял возле стены и долбил ее огромным каменным молотом. Человек был стар, одет в немыслимое рванье и грязен словно изгой, вынужденный мыться соком чавги. Спутанные седоватые волосы скрывали лоб, смыкаясь с кустистыми бровями, из-под которых экстатически сверкали безумные глаза. Не менее диким был и инструмент безумца. Собственно говоря, это был острый, никак не обработанный камень грубо прикрученный к деревянной рукояти. Второй, запасной молот лежал неподалеку возле брошенного на землю мешка.

Было невозможно понять, что заставляет человека заниматься явно бессмысленным делом. Кувалда глухо тукала по стене, легко гасившей ее движения, от каждого удара вниз сыпалась щепотка пыли. Продолбленное углубление было так ничтожно, что раз отойдя в сторону, его не удалось бы потом найти. И все же, человек упорно старался возле громады, не замечавшей его усилий.

149