Многорукий Бог Далайна - Страница 121


К оглавлению

121

Шооран видел, что его вмешательство лишь усиливает потоки крови, но понимал, что эта кровь неизбежна, и, зажав в кулак жалость, совесть, все остальные не успевшие истлеть чувства, продолжал строить. «Через два поколения дела его покажутся прекрасными, – сказала когда-то мама, – но не допусти мудрый Тэнгэр жить с ним рядом.» Шооран всегда помнил эти слова, хотя порой толковал их по-разному и то вообще бросал работу, то принимался строить лихорадочно быстро, словно стремясь скорей закончить болезненную, но неизбежную операцию. Если кому-то придется погибнуть, пусть он умрет сейчас. Тем быстрее мир успокоится, и люди начнут жить нормально.

Хотя и в эти правильные мысли то и дело вкрадывались сомнения. Полгода, проведенные за решеткой, вселили в Шоорана прочную нелюбовь к стенам, отнимающим у человека свободу. А ведь вся вселенная – это одна большая тюремная камера, в которую вместе с Ёроол-Гуем посажены и люди. Можно сколько угодно благоустраивать свою тюрьму, она все равно останется тюрьмой. Но в этом виноват тот, кто сотворил мир: благой и всемогущий господь, будь он проклят во веки веков!

Но и сквозь праведный гнев чудотворца в свою очередь прорастала еретическая мысль: а вдруг мудрый Тэнгэр просто не знал, не подумал, сглупил? В конце концов, виновным всегда оказывается тот, кто делает. Но ведь делать-то надо! И значит, следует не искать виноватых и не мучиться напрасным самоедством, а работать, стараясь, чтобы самое мучительное окончилось как можно быстрее. Люди перестанут попадать в шавар, когда последний шавар исчезнет с лица земли. Но как жить в мире, если в нем не будет далайна, дающего кость, хитин, кожу, иные вещи, без которых немыслима жизнь? На этом заколдованный круг замыкался, можно было сколько угодно кружить среди рассуждений, словно вокруг далайна, и решение могло прийти только если круг сольется в точку, а далайн исчезнет. Возможно, тогда станет еще хуже, и в этом будет виноват он. Виновен тот, кто делает. Значит, будем виновны.

Шооран уходил на запад. По дороге он дважды ставил оройхоны, каждый раз одну штуку, там, где они могли поместиться. Его не слишком волновало, идет ли за ним Ёроол-Гуй, или же он вернулся в открытую часть далайна. За прошедшие годы илбэч сроднился со своим врагом, научился предугадывать его поведение и легко уходить от преследования. Куда страшнее люди, но здесь, где и прежде жило не так много народу, а ныне добрая треть населения ушла на войну, ему угрожала лишь встреча с чрезмерно ретивыми мальчишками-охранниками. А их должна сдерживать близость Многорукого.

Создание новых земель стало таким рутинным делом, что Шооран лишь через три дня вспомнил, что среди последней тройки оройхонов был и юбилейный остров, завершивший вторую двойную дюжину. Впрочем, кому есть дело до юбилеев? Остров – как остров. Строить пока еще осталось больше, чем он уже построил.

На четвертый день путники вышли к оконечности залива. Ёроол-Гуй не заплывал сюда уже добрых два года и столько же времени здесь не утихала война. Короче, это было неудобное место. К тому же, один раз он уже проходил здесь, создавая оройхоны, и наверняка, обе стороны, умудренные прошлым опытом, приняли меры, чтобы не упустить илбэча. Хотя, зачем им илбэч? Вряд ли они сами могут это сказать. Скорее всего, их беспокоит, как бы илбэч не выстроил чего-нибудь противнику. И вообще, илбэч на свободе – это неучтенная величина, угрожающая власти. Думается, Ээтгон мог бы немало порассказать об этом. Что же, завтра у Ээтгона прибавится хлопот.

Постоянство – оборотная сторона беспорядка. Старая свалка и даже обломки макальника пребывали нетронутыми. Путешественники спрятались в том же трухлявом остове истлевшей рыбы. Дождавшись темноты, Шооран ушел к линии фронта. Теперь она была гораздо ближе, чем в прошлый раз. Идти пришлось два оройхона и даже в темноте Шооран преодолел их за час.

Как и ожидалось, рождение оройхона вызвало панику, на успокоившемся к ночи поле боя. Судя по движению факелов, на обоих берегах узкого залива находились войска братьев, а изгои были отогнаны на два оройхона южнее. Теперь братья спешно занимали оборону вдоль дальнего поребрика, а то место, где укрылся Шооран, вероятно считали своим тылом. Значит можно обождать здесь немного, тем более, что в ночи вряд ли кто станет прочесывать остров. К тому же, трудно сказать, на чьей территории прячется илбэч. Первый удар явно был в пользу изгоев, которым станет проще подтягивать войска. Значит, братья решат, что илбэч работает с дальнего берега. Ведь они наверняка не забыли времен, когда строитель был в их руках и делал, что им казалось выгодным. Теперь они будут подозревать в том же своих противников.

В самом деле, когда часа через три Шооран начал создавать второй оройхон, он различил, как на другом берегу двинулись вперед цепи факелов – братья предприняли ночную вылазку, надеясь захватить илбэча. Сквозь редкий туман выстрелы татацев доносились глухо, а воинственные крики и рев раковин казались мирным шумом и ничуть не пугали. Атака была легко отбита изгоями, а Шооран спокойно кончил работу и ушел, с трудом подавив искушение поставить еще один оройхон. Он разбудил спящую Ай, коротко сказав: «Цэрэги!» – и через четверть часа они пробирались сквозь предутреннюю тьму в двух оройхонах от того места, где продолжалась стычка.

Шооран предполагал вернуться в восточную часть страны, некоторое время работать там, а к началу мягмара, когда его труды, несомненно, будут замечены, уйти к Моэрталу. Но уже на следующий день он пожалел, что не попытался переползти к изгоям. Прежде пустынные мокрые земли теперь прочесывались патрулями. За один день Шооран заметил три группы цэрэгов. Конечно, это были дурно вооруженные и беспомощные новобранцы, Шооран мог бы идти сквозь них, усыпая путь рассеченными телами, но это было свыше сил. И без того слишком большой груз висит на нем. Шооран старался спрятаться, скрыться среди тэсэгов или в цветущем хохиуре, переползал с места на место, пачкаясь в нойте и кося глазом: поспевает ли за ним Ай. Дурнушка по первому знаку Шоорана покорно падала в грязь, подолгу лежала затаившись среди стеблей хохиура и, сдерживая сопение, ползла вслед за своим господином. Опасность, которую несли с собой цэрэги, была отлично знакома ей и не затрудняла убогий разум.

121